И вдруг все животные, словно по команде, взорвались, разделившись на отдельные огоньки, и взмыли в воздух, складываясь в длинное, гибко тело. Спустя минуту в небе уже извивался громадный Змей, оставляя за собой искрящийся след.
Только спустя минуту я осознала, что этот самый след складывается в буквы. С нарастающим изумлением я осознала, что зверь вывел в небе над Тальей слова: «Для Кирени»
— Ты безумец, — прошептала я хрипло, глядя на мерцающие буквы.
— Может быть; но — твой безумец, — парировал Змей весело, а я фыркнула, в который раз подивившись его пристрастию к пафосным речам.
Мы сидели в кресле, обнявшись, у наших ног мерцала Талья, вечерний ветер со стороны моря развевал полы просторной одежды, а небо казалось светлым от громадного количества иллюминаций.
— Ну и как, чувствуешь себя живой? — спросил Император Ишшарры, щекоча дыханием мне шею.
— Как никогда, — уверенно отозвалась я.
Если существует на свете непреложная истина, горькая и сладкая в одночасье, то звучит она так: все проходит. И те три счастливых дня празднования Принятия, которые мы с Эйтаном провели вместе, не стали, увы, исключением. Наполненные яркостью и чувствами, они пронеслись, словно мгновение, напоминая чем-то абсолютно нереальный сон.
Ночь я проводила в покоях Змея, днём — отсыпалась в особняке либо общалась с Ишири, оказавшейся в силу своей образованности и ума прекрасным и интересным собеседником. И да, я была счастлива, но глупо отрицать: холодный мрак будущего взирал на меня изо всех щелей, пугая пониманием того, что скоро все пройдёт.
И я целовала его так, словно в последний раз, и смеялась, словно давно обезумела, и тянулась к нему каждую свободную минуту. В еде моей несколько раз находили отраву, чувствительность к пальцам так и не вернулась, а живые растения я запретила проносить в особняк после того, как кто-то притащил ядовитый цветок рау, жертвой которого пала одна из прислужниц-уборщиц. Но все эти досадные недоразумения казались мне ничем по сравнению с тревогой за Змея.
Наблюдая за новоиспеченным Императором, я все чаще замечала тени неприятных мыслей, мелькавшие на его лице, и какую-то обречённость, которую он пытался скрыть. В отношении ко мне, впрочем, это никак не проявлялось: Змей проводил со мною любую свободную минутку, и казалось, что он по-настоящему наслаждается этими мгновениями. К сожалению, задавать прямые вопросы не было смысла, ведь Император упорно отшучивался или делал вид, что не понимает вовсе, о чём я говорю. Хорошего настроения это не добавляло, но я посоветовала самой себе запастись терпением, зная, что рано или поздно он все мне расскажет.
Утром четвертого дня ко мне явилась делегация жительниц Павильона, пребывающих в крайней степени истерики: как выяснилось, Эйтан принял решение выгнать весь сонм старых наложниц из Сада Удовольствий. Тем, которые были не из благородных семей, предложили выбор: либо они получают работу прислужницы во Дворце или каком-нибудь знатном доме, либо их продают новому хозяину, разумеется, по сниженной цене — пэры не слишком-то жаловали подержанный товар. Что же касалось знатных девушек, то тут вариантов не было: их возвращали семье.
Привыкшие к роскоши и праздному времяпровождению, жительницы Павильона Цветов, конечно же, уютное гнёздышко покидать не желали. Собственно, потому они и явились ко мне, обещая поддержку, верность, деньги и всяческие блага, если я замолвлю за них словечко перед Императором.
Оглядев их хмурым взглядом, я спокойно проинформировала:
— Его Величество — не тот человек, который станет по просьбе наложницы менять свое решение, а я — не тот, который станет о подобном просить. Потому вам лучше уйти.
Слова мои вызвали немалый резонанс. Они кричали, плакали, сыпали проклятьями, умоляли. Я равнодушно слушала все это, наблюдая, как евнухи выталкивают нежданных гостей прочь.
— Ты ведь закончишь так же! — выкрикнула одна из них.
— Вполне вероятно, — признала я спокойно.
На душе было до странности муторно. Причины, побудившие Змея так поступить, понять было несложно, более того, он сделал все правильно. Но инцидент оставил в моей душе неприятный осадок.
Видя моё невеселое состояние, лысый евнух, чьего имени я так и не запомнила, сообщил:
— Госпожа, сегодня прислуга выходит в город, дабы закупить все для Павильона. Освободилась довольно большая сумма денег, выделенная казной на следующую неделю содержания Сада, и Император распорядился передать её в Ваше распоряжение. Там около двухсот золотых монет. Что для Вас принести?
— О, я пойду и сама все куплю! — воскликнула я, радуясь нежданной удаче. Двести монет были немалой суммой, и я прикинула, что вполне смогу купить себе небольшой домик, куда можно было бы изредка сбегать от надоедливых людей. Помимо всего прочего, хотелось нормально поесть, не опасаясь яда, поскольку от голода уже сводило живот, побродить по Талье и, конечно же, заглянуть в Библиотеку. В планах моих было повидаться с Мари и Дираном, узнать, что случилось с Микешем, и встретиться с Эллиной. Впрочем, желаниям моим не суждено было сбыться.
— Госпожа, это совершенно недопустимо. Вы не можете покидать Павильон! — возразил евнух твёрдо, и в его глазах, обычно подобострастных, промелькнула сталь.
— Послушайте, мы оба понимаем, что Его Величество мне это позволит! — проговорила я раздражённо. С моей точки зрения, глупо было даже предполагать, что Эйтан откажет мне в такой малости.