— Ничего, — ответила я с улыбкой, чувствуя себя очень счастливой.
Мы расположились на громадной постели в отведённых нам покоях. Змей, взволнованный моим состоянием, хлопотал вокруг меня, словно наседка над птенцами. Было это, не скрою, безумно приятно, и даже плохое самочувствие отошло на второй план, сменяясь детским восторгом от чувства собственной нужности. Он укрыл меня, перевязал разбитую голову и сейчас, сидя рядом, мазал раны заживляющим составом. Я тихонечко млела, наслаждаясь моментом, и боялась даже пошевелиться, дабы не разбить чарующий миг. Чужая забота, с чьей бы стороны она ни была проявлена, всегда безумно мне нравилась.
Перевязав мои ладони, Змей осторожно лёг рядом, прижимая меня к себе.
— Эйтан, — позвала я негромко, отвлекая принца от вдумчивого изучения моих волос, — Ты обещал рассказать про такху.
Змей тихонько фыркнул:
— Ненавижу их, наверное, ещё больше, чем ты.
Это становилось любопытным:
— Почему?
На мгновение принц замолчал, словно взвешивал ответ, после чего сообщил:
— Последние годы я провел в одном захолустном монастыре — отец сослал меня с глаз долой. Жена Жреца, моя опекунша, которая всем там заправляла, обожала такху и заставляла меня читать ей вслух. С тех пор у меня к ним стойкое отвращение…
— Верю, — вздохнула я сочувственно, припомнив рассказ Ящерицы об особых отношениях Эйтана с его… хм… опекуншей. Оставалось только представлять, как Змей признавался ей в любви стихами. Стало любопытно, не писал ли он их сам?
Хотелось расспросить побольше, но что-то подсказало: на эту тему Эйтан откровенничать не станет. Подавив вздох, я решила задать другой вопрос:
— А за что ты так ненавидишь брата?
По тому, как напрягся Змей, я поняла: эта тема тоже не слишком подходит для постельных разговоров. Сдавать назад, однако, также было поздно, потому мне оставалось только терпеливо дожидаться ответа.
Выждав минутную паузу, принц негромко заговорил:
— Когда моя мать умерла, Императрица Эшису запретила выпускать кого-либо из Павильона Цветов, отослала всех учителей, навещавших нас, и приказала поставлять в Сад полные бочки игристого вина. Она надеялась, что все мы в итоге просто сопьемся, и правильно подобранные друзья впоследствии окончательно переломают тех, в ком ещё останутся силы сопротивляться. Я был маленьким, но понимал, что это — неправильно. Мы принцы, а не жалкие пленники, которым нельзя покидать Павильон! И я начал потихоньку пробираться из Павильона в административную часть Дворца, к архивам и библиотекам. Однажды я сбежал, чуть не попался страже и случайно вошёл в покои Лиса. Он был там, и не один — в его покоях собралось несколько молодых повес и пять продажных женщин. Что именно там происходило, тебе знать необязательно, но скажу, что зрелище было весьма неприятным. Я замер, глядя на происходящее, и не мог пошевелиться. Экис был в тот момент… занят, но заметил меня. Закончив, он отхлестал меня по щекам, а потом заставил пить вместе с ними, вдыхать наркотический дым и смотреть на их мерзкие увеселения. Под конец он жестоко избил меня и выпроводил, полуживого, из комнаты, сказав: «Помалкивай о случившемся, мальчик. Тебя все равно некому защитить».
— И ты…
— Нет. Защитить меня действительно было некому.
Я прикусила губу, обдумывая услышанное. То, что Эйтан сказал, пугало осознанием того, о чём он промолчал.
— Завтра Лис сдохнет, — сказала я единственные слова утешения, на которые была в тот момент способна. Эйтан тихонько хмыкнул и внезапно спросил:
— Ну, а ты?
— А что — я? — в голосе моём звучало искреннее недоумение, на которое Змей отреагировал тихим смехом:
— Не пытайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле! С меня на сегодня достаточно; теперь — твоя очередь. Расскажи мне о себе, Омали. Откровенность за откровенность, разве нет?
Честно признаться, при этих словах я насторожилась. Не то чтобы мне действительно было, что скрывать, но откровенничать с принцем я тоже была морально не готова. С другой стороны, он имел полное право получить относительно правдивые ответы. Потому, легонько поцеловав Змея, я проговорила:
— Спрашивай. Что ты хотел бы знать?
Задумавшись на мгновение, Эйтан выдал:
— Многое! Например, почему ты назвалась Кирени? «Любящая солнце» — странный выбор для придуманного имени…
— Оно настоящее, — призналась я негромко.
— Что?! — Эйтан даже приподнялся на локте, чтобы заглянуть мне в глаза. Я усмехнулась:
— Позволь представиться: Кирени Оновьем.
Брови Змея поползли вверх:
— У твоих родителей было весьма… своеобразное чувство юмора, если не выразиться грубее. Оновьем… Онов — болота в трёх днях пути на северо-восток, ньема — корова… Фермеры?
— Чем дальше, тем больше поражаюсь разносторонности твоего образования, — пришлось мне признать, — Если у тебя даже не было учителей — откуда такие знания?
Эйтан только тряхнул головой, словно отогнал настойчивую муху, и резко велел:
— Не морочь мне голову. Рассказывай дальше! Как получилось, что в семье обычных селян родилась чистопородная муэти?
Я только дёрнула плечами в ответ:
— Не знаю, как тебе это объяснить, но дети иногда рождаются у мужчины и женщины, если они часто уединяются в тёмной спальне…
— Омали! — Эйтан умел шипеть ничуть не хуже своего звериного покровителя. Я, к сожалению, была не настроена пугаться: вопросом своим принц случайно затронул обнажённый и весьма болезненный нерв.